Член Рона Нэшвила елозит во мне уже ровно тринадцать минут. Я это знаю, потому что слежу за временем на своем телефоне, пока тот пялит меня сзади, не замечая ничего вокруг. Он бы не заметил, даже если бы я чатился на Фейсбуке или раскуривал косяк. Когда Рон меня трахает, то всегда держит глаза закрытыми. Я не знаю настоящей причины, может, ему так необходима разрядка, а может, я стал ему настолько противен, что он представляет вместо меня кого-то другого, свою бывшую жену, например.
Рон чемпион в среднем весе по боям без правил. Натуральная машина для убийства. Но я-то знаю, что он всего лишь человек. За три года с ним я видел как он блюет, срет, сморкается, плачет, видел его грусть и депрессию, видел его безжизненный от бесконечного стресса член, видел все его слабости, и все это было ни разу не сексуально, это было реально, по-человечески реально, но ничего из этого не заставило меня подумать: «Рон Нэшвил какой-то не такой, он слишком плох для меня, надо найти кого получше». Может, я и не любил Рона так сильно, как он того заслуживал, ведь он действительно был хорошим мужиком, но я никогда его не предавал, потому что у меня нет такой привычки – кусать руку, которая меня кормит. Но Рон думал иначе, и теперь пытался выдолбить из меня все, что ему так претило. Будто бы я грохнул президента, черт возьми, а на деле я всего лишь наширялся так, что не вернулся домой. Подумаешь.
Спустя пятнадцать минут беспрерывной монотонной долбежки почти на сухую, Рон Нэшвил переворачивает меня на спину, хватает за горло и продолжает по новой. У меня не стоит, но это не волнует даже меня. Мой хер не встал бы, если бы Рон сосал бы его целый час, а все потому, что я чертовски здорово обдолбан. Он нашел меня в этом грязном наркоманском притоне и притащил домой всего час назад. Сначала пытался читать мораль, а когда понял, что я ничего не соображаю, исхлестал по лицу так, покуда кровь не пошла из носа. Не помню, как мы оказались в постели, и что его вообще могло завести, но его член оказался у меня в заднице, а дальше ничего не было важно.
Уже утром следующего дня Рон записал меня в программу двенадцати гребаных ссаных шагов, а я с трудом мог ходить, хоть и мало что помнил, но я уже тогда знал, что никакие шаги мне уже не помогут. И что я навсегда потерял Рона, я тоже это знал.
***
У Тэда огромные глаза, величиной со спелую смородину каждый. Они такие умные и в них столько тепла, что мне становится не по себе. Я не понимаю, как в этом ребенке может помещаться столько доброты, непосредственности и прощения. Мы оба лежим на моей кровати, он держит мою руку в своей тепленькой ладошке и крутит мое кольцо, надетое на большой палец. Он увлечен, а у меня нет сил прервать его.
Четвертые сутки моей ломки проходят тихо, но очень болезненно. Болит все тело, мне хочется застрелиться, но я не могу сказать сыну, чтобы пошел и притащил мне пушку, он еще слишком мал для такого, да и никакой пушки у меня нет, есть только дурь, спрятанная в цветочном горшке, но моя мать поднимается к нам каждые полчаса и следит, чтобы дверь была открыта. Я не только мучаюсь сам, но и мучаю всех вокруг. Хорошо, что Тэд этого пока не понимает.
- Почему тебе плохо?
Спрашивает он у меня, когда мое кольцо уже перекачивало на его малюсенький детский пальчик и совсем перестало его интересовать.
- Потому что я хотел, чтобы мне было хорошо…
Говорю шепотом, устало и болезненно глядя на него, своего мальчика.
- Как это? Не понимаю.
Он хмурит брови.
- Помнишь зебру в зоопарке? Как ее звали?
- Пенни!
- Точно, помнишь Пенни?
Тэд кивает.
- Помнишь, какого она цвета?
- Белая и черная?
- Ага, так и я, сегодня я черного цвета.
- Ты не черного цвета, ты – это ты.
- Это образно...Бывают дни, когда мне хорошо, они белого цвета, а когда мне плохо - то черного.
- Ты – зебра Пенни?
- Ага.
- Но у тебя другое имя!
Упрямится, и я невольно, но слабо улыбаюсь.
Тэд чудной, но очень смышленый, когда-нибудь он обязательно меня простит.
***
Громкая музыка и неоновый свет слились воедино. Я стою за диджейским пультом и уже заканчиваю свой сэт, вяло покачиваясь в такт музыке. В последнее время меня все меньше и меньше заводит то, что я делаю. Я больше не чувствую знакомого вкуса и запаха, все смешалось, и моя работа, моя музыка превратилась во что-то непонятное, газообразное, ускользающее сквозь пальцы, хоть пусть еще и не потеряла своего первоначального цвета. Сегодня я один, ни Дары, ни Зейна со мной нет, оно и к лучшему, потому что все вечера, когда мы выбираемся куда-то втроем, заканчиваются по одному сценарию – я на коленях, с двумя членами во рту, меняются только декорации.
Мое время заканчивается. Я уступаю свое место следующему, приветствуя его дружескими объятиями, отключаю свой макбук и спускаюсь за сцену. Там шумно и людно, а еще и очередь в толчке, а мне так сильно хочется отлить.
Кладу мак к своим вещам и выхожу в зал, направляясь к тамошним туалетам. По дороге быстро закуриваю и уже лелею мысль о том, что сейчас не только облегчусь, но и хорошенько вкинусь, но тут меня отвлекают.
Старый пидор Эван Джеймс врезается в меня прямо в дверях, насильно таща за собой упирающуюся малолетнюю девчонку в коротком платье и с потекшим макияжем. Так себе зрелище, и кого другого я может быть бы и пропустил, но только не Эвана Джеймса, уж слишком этот говнюк известен в Сохо, и репутация у него совсем не первоклассная.
- Че тут происходит?
Возмущенно интересуюсь, преграждая путь этим двоим.
- Иди куда шел, Мюррей, не до тебя щас.
Отмахивается от меня Эван и дергает на себя девку, чтобы хоть стояла на ногах.
- Серьезно? А если так?
Игриво спрашиваю у него, зажимаю сигарету в зубах и ловко достаю из заднего кармана узких джинс пакетик с колесами, припасенный для себя любимого. Играю им со стариком, как кошка с мышкой, но в руки не даю, вовремя отводя руку, когда он пытается вырвать его у меня.
- Куда? Мое!
- Так ты же, вроде как, в завязке?! Мейси сам видел, как тебя под белы рученьки в больничку увозили.
- Ты его больше слушай. Я вернулся.
- Тогда с возвращением!
Восклицает он, и мне надоедает играть с ним: разжимаю пальцы, и пакетик с таблетками падает в его крепкую раскрытую ладонь. Мы оба знаем, что значит этот негласный обмен.
- Кстати, хорошо выглядишь.
- Вали давай быстрее.
Рявкаю я, прогоняя его, потому что знаю, что выгляжу дерьмово, даже несмотря на то, что на мне одежды на две штуки баксов.
Эван сбегает, как крыса с тонущего корабля, получив свое, а со мной остается обдолбанная малышка. Не нужно много ума, чтобы этого не заметить.
Помогаю ей сесть на пол около раковин, и краем глаза замечаю, что это совсем не девчонка. Когда платье случайно и неловко задралось, я невольно разглядел под ним член, но и тут в Сохо никого нельзя было этим удивить.
- Только не говори, что ты ему дал прямо тут в кабинке.
Со смешком замечаю, напоследок затягиваясь сигаретой, и пристраиваюсь к одному из писсуаров, расстегивая ширинку.