совершенная нежность превращается в совершенное зло.
Я лежу посреди поля, на зеленой-зеленой траве.
Прямо надо мной купол голубого-голубого неба.
Белые облака плывут по нему медленно и лениво, будто время совсем остановилось, и на всем свете остались только они одни – неторопливые островки - отголоски треснувшей реальности.
Времени действительно больше нет, как нет и людей, суеты, суматохи вокруг, нет обязательств и правил, нет законов, религий, войн и пропаганды. Есть только я, и есть небо – великая загадка. Оно недосягаемое и далекое, тяну к нему ладонь, но не могу дотянуться. Мне так хочется коснуться его, опустить пальцы в это мягкое голубое нечто. Интересно, на что это будет похоже, на то, когда макаешь руку в банку с краской или в чашку с прохладным рисом?
Мне страшно хочется узнать.
Пока я лежу и раздумываю над этим, постепенно тучи надо мной сгущаются. Сначала все наверху становится серым, затем темнеет, и вместо белых облаков появляются черные некрасивые, оборванные по краям тучи.
Мне становится страшно.
Я открываю глаза, когда мне на лицо падает первая тяжелая и скользкая дождевая капля. Она будит меня от затяжного сна, и я вмиг оказываюсь в своей разбитой реальности, из которой теплой тонкой струйкой еще сочится жизнь.
Все тело болит, я издаю протяжный стон и перекатываюсь на бок. Жгут, стягивающий мое предплечье, распадается, игла сама выскальзывает из вены при моем неловком движении. Лежа на полу, оглядываю комнату и силюсь вспомнить, как долго я здесь. В голове полная каша – ни одной зацепки. Я даже не помню, как здесь оказался.
Зову хоть кого-нибудь, но в ответ тишина.
Время замерло, замер и весь мир.
Я трачу множество часов на то, чтобы попытаться прийти в себя, встать на ноги и сделать кофе. Дешевый, растворимый, из пакетика.
Руки совсем не слушаются. Неаккуратно высыпаю серый порошок в грязную чашку со сколами, заливаю кипятком и пью, обжигая рот.
Вкуса совсем не чувствую. Запиваю водой из-под крана, но это не помогает.
Мне больно. Мне плохо. Мне хочется лечь.
Но вместо этого я возвращаюсь в комнату.
Темную, грязную, зашторенную.
Здесь воняет сыростью и табаком.
Телефон я нахожу на полу, в куче слежавшихся тряпок. Глянцевый экран весь в разводах и отпечатках моих собственных пальцев. Долго изучаю телефонную книгу, пролистывая множество имен. Большинство из них не вызывают у меня никаких ассоциаций. Не знаю, сколько еще времени проходить, пока я не нахожу имя Мэтта.
Мэтт поможет.
Эта мысль не дает мне покоя, и я звоню ему.
Разговор короткий, произношу всего четыре слов.
Мэтт, ты мне нужен.
И отключаюсь.
Когда он, наконец, заявляется, я уже готов биться головой о стены. Бесцельно брожу по пустой чужой квартире, запутавшись в собственном сознании, как котенок в клубке ниток.
И мне все почему-то кажется, что рядом плачет ребенок. Мой Тэд.
Заткнись, Тэдди. Закрой свою пасть.
Ты меня раздражаешь.
Заткнись!
Но вдруг плачь внезапно прекращается, и я слышу знакомый голос. Иду на него и встречаю Мэтта. В темноте коридора не могу хорошо разглядеть его лица. Перед глазами все плывет. Я не знаю, как сейчас выгляжу. Наверное, отвратно. В моменты ломки меня не заботит моя внешность. На губах может застыть слюна или блевотина – мне будет плевать.
- Сегодня.
Еле шевелю губами и смотрю в одну точку, отвечая на его последний вопрос.
- Мэтт…
Зову его, поднимая взгляд выше, снова глядя на его лицо.
Сглатываю и облизываю обожженные губы, во рту все пересохло.
- Найди Гарри, он где-то здесь…мне нужно еще.
Прошу. Почти умоляю.
- Пожалуйста, Мэтт. Пожалуйста…
Прямо надо мной купол голубого-голубого неба.
Белые облака плывут по нему медленно и лениво, будто время совсем остановилось, и на всем свете остались только они одни – неторопливые островки - отголоски треснувшей реальности.
Времени действительно больше нет, как нет и людей, суеты, суматохи вокруг, нет обязательств и правил, нет законов, религий, войн и пропаганды. Есть только я, и есть небо – великая загадка. Оно недосягаемое и далекое, тяну к нему ладонь, но не могу дотянуться. Мне так хочется коснуться его, опустить пальцы в это мягкое голубое нечто. Интересно, на что это будет похоже, на то, когда макаешь руку в банку с краской или в чашку с прохладным рисом?
Мне страшно хочется узнать.
Пока я лежу и раздумываю над этим, постепенно тучи надо мной сгущаются. Сначала все наверху становится серым, затем темнеет, и вместо белых облаков появляются черные некрасивые, оборванные по краям тучи.
Мне становится страшно.
Я открываю глаза, когда мне на лицо падает первая тяжелая и скользкая дождевая капля. Она будит меня от затяжного сна, и я вмиг оказываюсь в своей разбитой реальности, из которой теплой тонкой струйкой еще сочится жизнь.
Все тело болит, я издаю протяжный стон и перекатываюсь на бок. Жгут, стягивающий мое предплечье, распадается, игла сама выскальзывает из вены при моем неловком движении. Лежа на полу, оглядываю комнату и силюсь вспомнить, как долго я здесь. В голове полная каша – ни одной зацепки. Я даже не помню, как здесь оказался.
Зову хоть кого-нибудь, но в ответ тишина.
Время замерло, замер и весь мир.
Я трачу множество часов на то, чтобы попытаться прийти в себя, встать на ноги и сделать кофе. Дешевый, растворимый, из пакетика.
Руки совсем не слушаются. Неаккуратно высыпаю серый порошок в грязную чашку со сколами, заливаю кипятком и пью, обжигая рот.
Вкуса совсем не чувствую. Запиваю водой из-под крана, но это не помогает.
Мне больно. Мне плохо. Мне хочется лечь.
Но вместо этого я возвращаюсь в комнату.
Темную, грязную, зашторенную.
Здесь воняет сыростью и табаком.
Телефон я нахожу на полу, в куче слежавшихся тряпок. Глянцевый экран весь в разводах и отпечатках моих собственных пальцев. Долго изучаю телефонную книгу, пролистывая множество имен. Большинство из них не вызывают у меня никаких ассоциаций. Не знаю, сколько еще времени проходить, пока я не нахожу имя Мэтта.
Мэтт поможет.
Эта мысль не дает мне покоя, и я звоню ему.
Разговор короткий, произношу всего четыре слов.
Мэтт, ты мне нужен.
И отключаюсь.
Когда он, наконец, заявляется, я уже готов биться головой о стены. Бесцельно брожу по пустой чужой квартире, запутавшись в собственном сознании, как котенок в клубке ниток.
И мне все почему-то кажется, что рядом плачет ребенок. Мой Тэд.
Заткнись, Тэдди. Закрой свою пасть.
Ты меня раздражаешь.
Заткнись!
Но вдруг плачь внезапно прекращается, и я слышу знакомый голос. Иду на него и встречаю Мэтта. В темноте коридора не могу хорошо разглядеть его лица. Перед глазами все плывет. Я не знаю, как сейчас выгляжу. Наверное, отвратно. В моменты ломки меня не заботит моя внешность. На губах может застыть слюна или блевотина – мне будет плевать.
- Сегодня.
Еле шевелю губами и смотрю в одну точку, отвечая на его последний вопрос.
- Мэтт…
Зову его, поднимая взгляд выше, снова глядя на его лицо.
Сглатываю и облизываю обожженные губы, во рту все пересохло.
- Найди Гарри, он где-то здесь…мне нужно еще.
Прошу. Почти умоляю.
- Пожалуйста, Мэтт. Пожалуйста…
Я остановлюсь.
Я обязательно остановлюсь.
- Мэттью, Мэтт…
Все еще шепчу его имя, как молитву, даже после того, как он хватает меня обеими руками и встряхивает, будто этим чего-то можно добиться.
А мне так хочется, чтобы он меня услышал. Всего лишь услышал.
О большем я и не прошу.
- Найди Гарри…
Повторяю ему, продолжая тупо смотреть прямо перед собой, будто бы на него, но на самом деле куда-то в пространство. Мэтт пропал из поля моего зрения, а вместо него передо мной возник шанс, который я должен использовать, чтобы найти Гарри.
Он-то достанет все, что угодно.
Но Мэтт не хочет помогать мне в этом.
Доходит до меня поздно, но я все же соображаю, что именно происходит. Мой темный отстраненный взгляд вдруг фокусируется на Эдисоне, и я отталкиваю его от себя толчком в грудь. Не знаю, правда, насколько сильным. Сил в собственных руках я абсолютно не чувствую.
- Тебе лучше сделать это для меня без лишних вопросов.
Предупреждаю я все еще тихим, но угрожающим голосом.
- Не надо со мной ссориться. И рассказывать, как все это хреново выглядит, тоже не надо.
Если бы я мог крикнуть, я бы крикнул. Мог бы ударить – ударил.
Но все, что я сейчас могу – это хрипеть, шипеть, плеваться ядом и ненавидеть.
- Найди Гарри и притащи сюда героин, живо!
Настаиваю я, а потом вдруг решаю придать веса собственным словам, раз уж умоляющие просьбы не помогли, хотя обычно с другими это срабатывало. Стоило мне включить жертву, как таблетки и чеки сыпались к моим ногам, как из рога изобилия, лишь бы я поскорее заткнулся.
Моя решительность приводит меня на насквозь прокуренную кухню, где на раковине и разделочном столе теснятся горы немытой посуду и мусора. Большинство тарелок и чашек использовали как пепельницы, на многих сколы, трещины и налет от крепкого чая. Газовая плита вся в разводах и остатках подгоревшей еды. Там же забыты кем-то пара столовых ложек, а на полу – шприцы. Ни один из них уже не стерилен.
Я мечусь из стороны в сторону, мысли снова начинают дико путаться, и я хватаю первое, что попадается под руку.
Тесак для разделки свежего мяса. Длинные пальцы обхватывают рукоятку. С ним моя ладонь приятно тяжелеет, и я оборачиваюсь. Мэтт уже здесь, у меня за спиной, и это уже не тот Мэттью, которого я знал раньше. Теперь он такой чужой и будто ненастоящий. Настоящий Мэтт обязательно бы мне помог, я знаю это.
- Лучше не подходи.
Говорю ненастоящему Мэтту, и в моей памяти еще свежо воспоминание пятиминутной давности, когда тот схватил меня там, посреди коридора, начав трясти.
- Если еще раз тронешь меня…
Я замахиваюсь и больше себя не контролирую.
Бросаюсь на Эддисона, как большая кошка, которой хочется только мяса. Мне же хочется очередной дозы, и ради нее я перерублю пополам кого угодно. Я растерял все свое обаяние, превратившись в дикое животное, понимающее только язык силы.
К отказам я не привык.
Моей боли и отчаянию больше нет границ.
Мэтт здорово меня разозлил и поплатится за это. Я знаю точно, он здорово пожалеет, когда я заставлю его истекать кровью, как стейк, исполосовав все его лицо.